показать
Человеческая память – странная штука. Живёшь себе живёшь, занимаешься повседневными делами. Все мысли – исключительно о настоящем, самую малость о будущем, о прошлом же – ни-ни. Но достаточно какого-то слова, восклицания, намёка – и сразу в памяти возникает целая цепочка воспоминаний. Словно молния прорезает толщу времени, ярко и рельефно высвечивая моменты жизни.
Не знаю, с чего вдруг Fortis вздумалось задать вопрос о падающих плафонах в теме литературного конкурса. Наверняка на то были свои причины. В первый момент я мысленно пожал плечами. Мало ли какие фантазии приходят людям в голову? Время «Ч» тогда ещё не наступило. Появился «плюс», но не было «минуса». Разряда не случилось. Потом мне пришлось на пару дней оторваться от «Бутсы», а вернувшись, я обнаружил, что за время моего отсутствия ни один из членов жюри не высказал своего мнения. А я-то – надеялся, ждал! Чувство информационного голода заставило пролистнуть тему немножко назад. И вот тут и произошла вспышка. Сочетание замечания nntt и вопроса Fortis на этот раз дало необходимый импульс.
Первое, что проявилось в памяти, - белый плафон лампы дневного света, повисший на одном креплении под потолком актового зала института, где в тот момент проходила лекция какой-то из общественных дисциплин. Другое крепление крякнуло при обрыве так громко, что почти все находящиеся в зале задрали головы вверх. Лампа эта находилась прилично впереди и правее моего места. Но когда не выдержало веса и второе крепление, а это произошло практически мгновенно, плафон, качнувшись в одну сторону, спланировал в другую и лишь чуть-чуть не долетел до моего кресла. Бахнулся он немного криво. Если ближним ко мне концом он угодил аккурат по спинке кресла переднего ряда, то дальним проехался по носу старосты нашей группы, который что-то увлеченно читал и ничего не видел и не слышал. По счастью, касание прошло вскользь. С половины носа содрало кожу, но и только.
Вообще, старосте с носом не везло. Примерно через год он собирался ехать домой. Он был родом с трассы, а в городе жил в общежитии. Как водится, на дорожку он порядком нагрузился, спускаясь по лестнице, потерял равновесие и оставшуюся половину пролета прокатился вниз головой. В ту пору в моду вошли пластиковые дипломаты. Дипломат старосты на лестничную площадку приехал раньше хозяина. Хозяин прибыл позже и своим мужественным лицом по-снайперски поразил дно дипломата - точно в центр. Причём, так крепко, что носом пробил это дно насквозь. В проспиртованном состоянии операция по выемке носа прошла безболезненно, хотя и сопровождалась обильным кровотечением. Позже, когда рана зажила, а все кровяные корки отсохли и отпали, мы все с удивлением обнаружили, что нос старосты утратил большую часть перемычки между ноздрями. Некоторое время это было предметом шутливых подначек, но потом все привыкли.
Хорошим парнем был староста Саша Гавриков. Добродушным, весёлым, компанейским. В институт он поступил после службы в армии и потому был старше почти всех на потоке. Но держался на равных, не заносился. Был из тех, кто не считается заводилой, душой компании, но без кого не так весело и чего-то не хватает. Жаль, но его жизнь прервалась в 1992 году. Тридцать три года отмерила Саше судьба. Неумеренность в питье сгубила многих, когда в продаже появился спирт «Ройял». Его семьдесят градусов не каждое сердце выдерживало. Особенно тех, у кого был лишний вес.
По той же причине и в то же время погиб прекрасный человек Серёга Филиппов, мой товарищ по работе, мужик каких мало. Простой работяга, слесарь-агрегатчик, он обладал природной сметкой, чувством юмора и за словом в карман не лез. Вообще, уникальный человек, по-моему. Мог так подколоть, что все над тобой хохотали, но не помню, чтобы кто-то из «пострадавших» на него обижался. Был безотказен, когда требовалась его помощь, но в то же время мог поставить на место, если кто-то пытался сесть на шею, пользуясь его добротой.
За время совместной работы я так сжился со всеми, что, даже давно уволившись, постоянно, раз-два в месяц, приходил их проведывать. До сих пор неловко при воспоминании, как я, первым делом зайдя к токарям, этак игриво поинтересовался у Олега Дорошенко:
- Как там Серёга, жив ещё?
А Олег посмотрел на меня как на чумного и сказал:
- Ты, что, не знаешь? Он умер, неделя как похоронили.
Меня словно обухом по голове ударили.
Было Серёге едва за сорок.
Но жизнь не оканчивается со смертью людей, близких тебе – и по крови, и по духу. И хотя скорбь остаётся, тяжесть с души со временем уходит. Вот и цепная молния воспоминаний не остановилась на трагических картинах прошлого, а вернулась к случаям падения предметов с высоты. Сначала, правда, вспомнилось по-настоящему жуткое.
Климат морских побережий отличается частыми сильными ветрами. В тот зимний день мело с особой силой. Городок наш маленький. Обычно я предпочитал передвигаться на своих двоих. Но в такую погоду это удовольствие ниже среднего. Поэтому я решил дождаться автобуса. Стоять на ветру было очень неприятно. Я, как и многие, жался к стене дома и благодарил архитектурный стиль пятидесятых с его излишествами – нишами да колоннами, позволявшими более-менее укрыться от снежных зарядов. В какой-то момент моё внимание привлёк непонятный звук. Какое-то шуршание, металлический шелест, пробивающийся сквозь завывания ветра. Я поднял голову и с ужасом увидел, как огромный лист кровельного железа планирует точно на остановку. А там люди стоят и не видят. С замиранием сердца я наблюдал, как эта здоровая железяка в последний момент под порывом ветра свернула и брякнулась на проезжую часть. Представляете, как тонкий, тяжёлый и длинный лист металла, разогнанный ветром и силой тяжести, может ударить по шее? Мне лично такое даже представлять не хочется.
Но был и забавный случай с теми же действующими лицами и исполнителями: мною, ветром и листом кровли. Опять пурга кружит снег по улицам города. Я куда-то иду. Не помню. Не важно. В ту пору я рассекал зимой в куртке-аляске. Одна из отличительных её особенностей – длинный капюшон. Накидываешь на голову и смотришь как в трубу. Очень удобно при пурге, лицо не сечёт. Минус – видимость прилично ограничена. Иду я, значит, и смотрю под ноги внимательно, чтоб не упасть. Рыхлый снег весь сдуло с тротуаров, остался утоптанный и скользкий, зараза. Впереди улица, мне надо на другую сторону. А время уже позднее, двенадцатый час, улица пустынна. Начал я переходить и вдруг слышу какой-то металлический лязг и грохот, приближающийся ко мне. Вскинул голову влево – мать честная! На меня несётся кусок кровли! Причём, ведёт себя как живой. Голову то вверх задирает, как кобра перед прыжком, то к земле гнёт, как гусь перед атакой. И хвостом – хлясь, хлясь! Жуть! То на дыбы встанет, то расстелется по дороге. И при этом стремительно съедает расстояние между нами. Кое-как очнулся я от ступора и, быстро-быстро-быстро просеменив через улицу, пропустил за спиной «дракона», который пролетел дальше искать свою добычу.
С ветром вообще было много прикольных историй. Расскажу одну. Мы с другом были в гостях у общего приятеля. Посидели, пришла пора сваливать. Пошли. Я спускаюсь первым по лестнице, друг за мной. Подхожу к двери в подъезд, протягиваю руку, и вдруг дверь, подхваченная ветром, сама открывается передо мной нараспашку. Я делаю по инерции шаг вперёд, оборачиваюсь к другу и гну пальцы:
- Ты понял, как меня тут уважают?
И тут дверь как шандарахнет меня по загривку! Я пулей влетаю головой другу в живот, и мы заваливаемся с ним в обнимку. Я даже понять ничего не успел! Вот я там, и вот я – здесь. А друг лежит подо мной и задыхается от смеха. Он-то все видел!
Этой же компанией мы – я, мой друг Влад Рудяев и наш общий приятель Серёга Камышев – учудили нечто такое, что до сих пор не выходит из памяти. Немного поддав для сугреву - дело опять зимой и снова метёт, но слабенько – прогуливаемся на свежем воздухе. Смотрим, буксует «Жигуль» (то был примерно 1980 год). Дверь водителя открывается, вылезает мужик:
- Парни, помогите!
Ну, а мы что? Мы завсегда рады помочь. Пристроились у багажника. Мужик сел за руль. Газует-газует, мы припотели, а машина - ни с места. Никак! Мужик снова вылез, подошёл к нам, постоял, посмотрел и говорит задумчиво:
- Вообще-то я толкнуть просил, а не поднять.
Цепь воспоминаний не прерывается и на этом. Те же лица: Серёга, Влад и я. Но декорации другие: осень, сентябрь, пасмурно, моросит дождик. Однако настроение у нас солнечное: идём в гости к девчонкам. Затарились так, что всё в две сумки, которые у нас были, не влезло. Бутылку шампанского я поволок в руках. А путь наш пролегал мимо дома Влада. И что-то там ему потребовалось: то ли надеть чего-то, то ли, наоборот, снять. Он побежал домой, мы остались на крыльце ждать. Сумку свою Влад доверил Серёге. Зря! Он забыл, что у меня с детства дурная привычка: играть с не очень объёмными вещами, перекидывая их с руки на руку. Мячики, ножики, кирпичи, дубинки. У Серёги обе руки заняты, у меня – одна. Разве мог я упустить шанс поиграть бутылкой? Мог, конечно, но дело в том, что играться я начал совершенно безотчётно, автоматически. Долго мне сходила с рук моя безалаберность. Вот уже и Влад показался в дверях. И в этот момент я делаю неловкое движение (Влад виноват – отвлёк), и бутылка – бах! – разбивается у наших ног. Воздух ароматизируется.
- Ну, ты гад! – отметая мои оправдания, говорит Влад. – Пошли за новой! Сейчас только за сумкой сбегаю.
После вторичного посещения магазина мне доверяют нести уже только хлеб, колбасу, консервы какие-то. У Серёги винцо и водочка, у Влада – две бутылки шампанского. Влад долго бурчит по поводу кривых рук у некоторых. Но в конце приходит к философскому выводу, что та бутылка не пала бессмысленной жертвой. Не разбейся она, мы не купили бы вместо неё сразу две. Две же больше, чем одна. А значит - лучше!
Приближаемся к цели нашего путешествия. На пути препятствие – вход в подъезд. Над входом – козырек. Одним концом он упирается в стену дома, а другой поддерживают две металлические трубы. Серёга идёт первым. Он штурман, поскольку знает, куда идти. Мы с Владом впервые заходим в эту гавань. Я иду вторым. Миную рифы металлических труб, сзади слышу: дзынь! Оборачиваюсь. Влад стоит и чешет затылок. Снова в воздухе знакомый аромат, а сумка делает кап-кап. Плачет, родная. Кидаюсь к ней, заглядываю и вижу, что одна бутылка цела. От души отлегает. Мы с Серёгой хохочем, а Влад отбивается:
- Да чего вы, чего вы? Не знаю я, как она хряснулась!
Хорошо быть молодым!
Всё-таки странная штука – человеческая память. По каким ориентирам она двигается? Какой сигнал отправляет её в путь? Горести, радости, счастье, страдания причудливо смешиваются между собой. Но всё это – было. И всё это – прошло.
Истории от Астрагала
10.6.2011, 13:57
Россия
504 
Astragal Истории от Астрагала 10.6.2011, 13:57
