Уголок философской мысли, Красивые цитаты Опции

[Хетт]

"Я плакал из-за того, что у меня не было кед, но однажды я увидел человека у которого не было ног!" (Зинедин Зидан)


Сообщение отредактировал Хетт - 18.11.2024, 10:48

[Хетт]

Я шёл выносить мусор и увидел на снегу полбуханки хлеба. Я поднял его, хлеб оказался высохшим и больше напоминал камень, и кинул в контейнер. Только я отошёл, как услышал сзади ругательства. Я обернулся. Наклонившись, в контейнере ковырялся очень пожилой человек. Бомж!?, - подумал я, - Хотя, нет. Одет прилично. Что же его так заинтересовало в этом ящике? Дед достал тот самый хлеб, стряхнул его и бережно убрал в пакет. Чудной! - опять подумал я и пошёл домой.
На следующий день я снова встретил этого деда, но уже на остановке. Он понемногу доставая хлеб из пакета кормил птиц. Я присел рядом с ним на скамейку. Я внимательно наблюдал как птицы подходят и берут крошки хлеба, причём делают это аккуратно и неспешно.

- Им важно очень хорошо питаться. Зимой без еды очень тяжело и можно погибнуть, - внезапно еле слышно сказал старик, - Я никогда не думал, что настанет тот день, когда люди перестанут ценить хлеб. Каждый день я собираю его на улице, в помойках. За последние годы я видел кучу всякого хлеба, который просто был никому не нужен. Куча хлеба, - он задумался, - Моей маме не хватило лишь маленького кусочка, а тут куча...

Какая-то медленная дрожь прошлась по мне. Я сидел и тупо молчал, смотря на его старые скукоженные руки, которые всё доставали и доставали нескончаемые крошки из пакета. Я даже не заметил как подошёл мой автобус, открыл двери, закрыл и уехал. Тогда мне почему-то хотелось слушать его голос. Я как будто всю жизнь был знаком с этим человеком.

- Тогда нас эвакуировали, - снова услышал я - Несколько дней мы ехали на поезде в неизвестность. Мне было восемь, а Сашке полгода. Мама всегда крепко прижимала нас к себе, чтобы согреть. Было очень холодно. Еды практически не было. Каждый сухарик мама делила на две половины, один что побольше отдавала мне, а другой клала себе в рот, долго жевала и отдавала Сашке. Вон прям как эта ворона.

Я посмотрел и действительно та, что побольше кормила изо рта того, что поменьше. Старик достал кусок побольше и кинул вороне и продолжил:
- Нас тогда бомбить стали и поезд встал. Дальше ехать нельзя было. Я не знаю где мы были? Кругом леса, поля и зима. Многие тогда погибли. Хоронили прямо в снегу, не было сил совсем, да и лопат тоже не было. У кого ещё были силы, то те уходили. Но куда никто не знает. Мама взяла Сашку и мы пошли через лес. Шли долго и сколько я тоже не знаю. Ели снег, тогда он казался таким вкусным. Мама говорила, что это такая белая вкусная каша. А потом закончился последний сухарик. А потом...Потом мама не проснулась. Я понимал, что нужно идти. Во чтобы не стало, но нужно идти. Я взял Сашку на руки и мы шли, шли, шли... Я помню как я упал. Казалось всё! Я смотрел на Сашку, а он улыбнулся и посмотрел куда-то в сторону. Я из последних сил поднял голову и увидел недалеко огромную собаку, тогда я ещё не знал, что это был волк. Я никогда их не видел. Он подошёл к нам и обнюхал. Сашка протянул ему руку. Что-то такое знакомое было в этих глазах. Волк пошёл, остановился и будто зовя меня, снова пошёл. Я не знаю откуда у меня взялись силы, но я прихватив брата пошёл за ним. Через два поля мы вышли к деревне и тут я снова упал. Очнулся я от того, что меня кто-то гладил. Я открыл глаза и закричал - Мама!Мама! Но это была не она. Напротив сидела женщина и растирала меня чем-то. Сашка лежал в люльке и пил молоко. Очухавшись, я рассказал всю нашу историю этой женщине и про большую собаку тоже. Она лишь тогда улыбнулась и сказала, что в их краях никогда не видели волков. Эта женщина приютила нас и стала нашей мамой. Но мы с Сашкой ещё долго таскали и прятали хлеб под кроватью. Мы ждали, что придёт мама и мы обязательно её накормим.

[Хетт]

А там – на небе тоже суета
И ангел поедает мандарины...
Там облака в снежинках – красота.
И январю декабрь дышит в спину.

А в Новый Год за праздничным столом
Они здоровья нам всегда желают.
Им радостно за нас, что мы живем.
Они о нас частенько вспоминают…

То птичкою в окошко постучат,
То дверью скрипнут дома по привычке.
Нас напугать, конечно, не хотят,
Но к нашим душам есть у них отмычки…

Они же видят, как в ночи грустим,
Смахнув слезу, уткнувшись в одеяло...
А нам покой души необходим,
Хоть больно от того, что их не стало...

Когда часы пробьют 12 раз,
И мы свои желанья загадаем,
Родные наши в небе пьют за нас
Напиток, о котором мы не знаем...

Безалкогольный, вкусный для души…
Там пахнет мандаринами повсюду.
Им вечно в наших душах жить и жить,
Как нам – в их душах. Это ли не чудо?

Там Бог снежинки счастьем заправлял
И слал на землю к нам по просьбе близких…
И по бокалам радость разливал
Своим жильцам, и их родным по списку…

Я верю, там никто не одинок.
Там светятся сердца, а не витрины.
И ангел, подуставший за денёк,
Разносит нашим близким мандарины...

[Хетт]

Человек пришёл в храм. Он забыл выключить телефон, который во время молитвы зазвонил. Священник отчитал его. Люди, которые молились, ругали его после молитвы за то, что он нарушил тишину. Всю дорогу домой его жена выговаривала ему за его невнимательность. На его лице можно было увидеть стыд, растерянность и унижение.
В этот же вечер он пошёл в бар, всё ещё нервничая, а его руки дрожали. Случайно он разлил напиток на стол. Официант дал ему салфетку, чтобы вытереться. Уборщик вытер всё. Управляющая бара предложила ему другой напиток с приличной скидкой, при этом она сказала: "Не беспокойтесь, мужчина. Все делают ошибки".

С этого дня он ходил в бар...

[Хетт]

Довольно странен этот мир,
Где мы, за буквами скрываясь,
Кому-то лжем, кого-то чтим,
Кому-то души открываем.
Бродя по чатам — городам,
Мы жмём на кнопки телефона,
Хотя, быть может, никогда
Не встретим тех, с кем там знакомы,
Довольно странную любовь
Рождает этот мир иллюзий.
Кто здесь ОНА? И кто здесь ОН?
Что это — буквы или люди.

[Хетт]

Не каждый, кто наказан – виноват,
Не каждый, кто оправдан – не виновен.
Не каждый, кто назвался братом – брат,
Единство душ бывает не по крови.

Не каждый – друг, кто за руку держал,
Не каждый враг взаправду ненавидит.
Не так опасен поднятый кинжал,
Как жажда мести в самом скрытом виде.

Не каждый обнимающий – влюблен,
А в стороне стоящий – равнодушен.
Не каждый светлым чувством окрылен,
Кто лестью обволакивает уши.

Не каждый подпадает под шаблон,
Но каждый сотворил его однажды.
И не подозревает то, что он —
Такой же для кого-нибудь "не каждый".

[Real Gek]

«История — не учительница, а надзирательница: она ничему не учит, но только наказывает за незнание уроков».
Василий Осипович Ключевский

[Хетт]

Земля это наш дом. Это мы. Все, кого вы любите, все, кого вы знаете, все, о ком вы когда-либо слышали, все когда-либо существовавшие люди прожили свои жизни на ней. Множество наших наслаждений и страданий, тысячи самоуверенных религий, идеологий и экономических доктрин, каждый охотник и собиратель, каждый герой и трус, каждый созидатель и разрушитель цивилизаций, каждый король и крестьянин, каждая влюблённая пара, каждая мать и каждый отец, каждый способный ребёнок, изобретатель и путешественник, каждый преподаватель этики, каждый лживый политик, каждая «суперзвезда», каждый «величайший лидер», каждый святой и грешник в истории нашего вида жили здесь - на соринке, подвешенной в солнечном луче.
Земля - очень маленькая сцена на безбрежной космической арене. Подумайте о реках крови, пролитых всеми этими генералами и императорами, чтобы, в лучах славы и триумфа, они могли стать кратковременными хозяевами части песчинки. Подумайте о бесконечных жестокостях совершаемых обитателями одного уголка этой точки над едва отличимыми обитателями другого уголка. О том, как часты меж ними разногласия, о том, как жаждут они убивать друг друга, о том, как горяча их ненависть.
Наши позёрства, наша воображаемая значимость, иллюзия о нашем привилегированном статусе во вселенной — все они пасуют перед этой точкой бледного света. Наша планета — лишь одинокая пылинка в окружающей космической тьме. В этой грандиозной пустоте нет ни намёка на то, что кто-то придёт нам на помощь, дабы спасти нас от нашего же невежества.
Земля - пока единственный известный мир, способный поддерживать жизнь. Нам больше некуда уйти - по крайней мере, в ближайшем будущем. Побывать - да. Колонизировать — ещё нет. Нравится вам это или нет - Земля сейчас наш дом.
Говорят, астрономия прививает скромность и укрепляет характер. Наверное, нет лучшей демонстрации глупого человеческого зазнайства, чем эта отстранённая картина нашего крошечного мира. Мне кажется, она подчёркивает нашу ответственность, наш долг быть добрее друг с другом, дорожить и лелеять бледно-голубую точку - наш единственный дом."

[Хетт]

Они говорили всю ночь до рассвета
Под шёпот дождя, за бутылкой вина.
Он фыркал небрежно: — Зачем тебе это?
— Любви не прикажешь, — вздыхала она.

Он злился: — Как ты безрассудна и вздорна!
Не стыдно влюбляться в твои-то года?
— Все возрасты этому чувству покорны.
К тому же, мой друг, я всегда молода.

Он не отставал: — Что подумают люди?
Друзья… Сослуживцы… Отступятся вдруг?
— Но если любимого рядом не будет,
Зачем тогда всё остальное, мой друг?

— А что будет дальше? — Любовь быстротечна.
Не станешь жалеть, свою слабость кляня?
Она улыбнулась: — Всё в мире не вечно,
Но жизнь без любви — это смерть для меня.

Он сник: — Хоть разочек совет мой послушай.
— Ты мне не советчик, — шутила она.

Так Разум пытался воспитывать Душу
Под шёпот дождя, за бутылкой вина…

[Real Gek]

Если в школе не учить физику, то мир будет полон чудес.

[Хетт]

— А мне Толик сказал, что я мерзко рисую и что моими рисунками надо топить печку! — плачет Ванька, девятилетний сын моей подруги, на чьи удивительные работы я могу смотреть долго и часто.

— Раз плачешь, стало быть, будешь топить? — спокойно спрашиваю я.

— У нас нет печки, но я их порву, все порву... — тихо шепчет мальчик.

— Имеешь право. Я не знала просто, что ты рисуешь для того, чтобы нравиться Толику. Думала, что ты счастлив, когда смешиваешь свои краски, ищешь сюжеты, проводишь долгое время в студии.

— Я счастлив! Очень счастлив! — вскидывается Ванька, вытаращив на меня большие умные глаза.

— Тогда запомни раз и навсегда: жизнь состоит из тех, кто счастлив, когда что-то создаёт, и из тех, кто счастлив, когда разрушает созданное другими.
Тебя ждёт впереди очень много «толиков», которые будут стараться разрушить всё, что ты создал, или навсегда отбить у тебя охоту делать хоть что-то. И если ты будешь помогать им, послушно уничтожая всё, что им не понравилось, ты ничего не достигнешь.

Ты будешь пожизненно обслуживать этих «толиков», каждый из которых точно знает, как надо рисовать, но ничего не нарисовал; знает, как писать, но ничего не написал; знает, как лечить, учить, побеждать на Олимпиаде и даже управлять государством, но ничего этого не делает в реальности.

— Почему? — Ванькины слёзы высохли.

— Потому что не умеют, — улыбаюсь я, — а те, кто умеет, знают, какой это труд, и ни за что не станут критиковать с такой злостью. Могут сказать, что им неблизко или непонятно, но вот что надо сжечь — нет...

- Я не буду жечь...

— Верю. Продолжай, даже если «толики» будут дружно тебя останавливать.

Дивные Ванькины картины продолжают свою жизнь, чему я очень рада.

И буду рада гораздо больше, если уберегу ещё чьё-либо творчество от вездесущих «толиков», маскирующих часто свои эмоциональные помои, щедро выливаемые ими на чужие головы, плесневой фразой про «это моё мнение».

Мнение не уничтожает, не унижает, не обесценивает, не выносит вердиктов там, где не имеет экспертного уровня. И уж точно не указывает, что делать с пришедшимся не по душе.

Оно принимает или не принимает то, что видит.

Так что в шею всех «толиков».

© Лиля Град

[Хетт]

Давайте проведём мысленный эксперимент.

Вообразите, что вы вдруг смогли оживить всех своих предков по любой из двух линий и выстроить их в ряд. Теперь представьте, что вы пошли вдоль этой очереди в обратном порядке: от отца к деду, от деда к прадеду — и так далее.

И вот вы идёте вдоль них, заглядываете им в лица, находите в них что-то похожее на себя, здороваетесь, начинаете разговаривать.

С пятидесятым человеком в этой очереди у вас уже возникнут ощутимые проблемы с коммуникацией: он будет говорить на языковом предке русского.

До 150 человека в очереди будет примерно 300 метров, и говорить он будет на позднем праиндоевропейском. Санскрит, скорее всего, будет для него понятнее.

Ваш родственник при этом понятия не имеет о железе. Самые фантастические мифы его религии меркнут по сравнению с вашей повседневной жизнью, о которой, по счастью, вы вряд ли сможете ему рассказать. Дело даже не в смартфоне в вашем кармане: для человека, с которым вы говорите, даже письменность — не доступная к пониманию концепция.

Но если бы этот человек не выжил и не произвёл потомства, то вас просто не было бы.

Поговорить с двести сороковым человеком в очереди нам не удастся: науке ничего не известно о его языке, поэтому дальше идём молча.

Ваш предок примерно в триста тридцатом колене застал окончание Ледникового периода. Хотя, скорее всего, в вашей семье ещё много поколений детям говорили, что-то вроде «зима близко» — холода вряд ли были забыты скоро.

Оглянемся назад. Для того, чтобы в этом мире появились вы, все 330 человек, мимо которых вы только что прошли, должны были выжить и дать потомство. Все до единого.

Десять тысяч лет голод, природные катаклизмы, эпидемии, изменения климата и войны пытались эту цепь разорвать. Если бы хотя бы один из этих людей умер, не дожив до детородного возраста, вас бы не было.

Представляете, в какую лотерею вы выиграли?

Ваша семья ни разу за много миллионов лет не оступилась. В каждом из её поколений всегда находился кто-то, кто отказывался умирать, пока не породит потомство.

И многие из ваших древних родственников, не оставивших потомства, всё равно помогли дотянуть эту нить до вас. Они добывали еду, нянчились с детьми, хранили опыт предков, чтобы передать его следующему поколению. Все миллионы лет были против вас, а вы всё равно есть.

А еще, если все люди Земли примут участие в этом мысленном эксперименте и пойдут по любой из линий наугад, мы все в итоге встретимся. Очень и очень скоро.

Около любвеобильного деда неожиданно соберётся толпа из нескольких сотен миллионов, если не миллиардов. Дед точно обалдеет от такого количества приехавших на каникулы внуков.

И пока вы гуляете вдоль своих предков, на вас со всех сторон будут с любовью смотреть люди, которые угасли, чтобы вы горели.

© Максим Крылов

[Chub]

Это не уголок, целый пантеон мыслей

[Хетт]

Мудрость не приходит к человеку при рождении или с возрастом. Мудрость - это нажитый в сложных ситуациях опыт, и с ней приходит понимание жизни.

[Хетт]

Каждый раз понимать, как легко потерять,
Потерять навсегда, то чем жил ты вчера,
Что хотел чем дышал, с кем ты был, кого ждал,
Отрывать от себя, чувствуя как опять,
День за днем, холодной ночью, механизм часов неточнных,
Рев турбины реактивной, превращает пульс в пассивный,
Нету сил, не слез, не веры, только грошь в сердцах,
Почему же все так сложно, в этом мире безнадежном.
Суженый зрачок от боли, крик застывший комом в горле,
Привкус соли от потери, знают люди, знают звери.
Что с того, что нельзя, повернуть время вспять,
Что с того, что в глазах, не убить этот страх,
Этот страх пустоты, знаю я, знаешь ты,
Все чем жил я вчера, не вернуть некогда,
Смоется (…) замок из песка непрочный,
Прошебет холодным потом, озарение кого — то,
Нет ни сил, ни слез, ни веры, нет границы у предела,
Почему же все так сложно, в этом мире безнадежном.
Суженый зрачок от боли, крик застрявший комом в горле,
Привкус соли от потери, плачут люди, плачут звери.

[Real Gek]

«Я допускаю, что случайно высыпавшийся на мостовую типографский шрифт может сложиться в «Илиаду» Гомера, но я пальцем не пошевелю проверить, если мне кто-то скажет, что так произошло». (с)
Автора не знаю.